Миссия для чужеземца - Страница 19

И все-таки ари немного выше. Царственны и недоступны, а незнакомец так прост. Впрочем, только на первый взгляд.

У него есть второе дно. Иначе травник то и дело не оглядывался бы на бегу. Дядя учил, что по глазам можно определить элбана. Некоторые внутри больше, чем снаружи. И незнакомец, когда оборачивается и подбадривает мальчишку взглядом, кажется много старше своих лет. Как легко он движется вслед за Лукусом! Несмотря на то что пристроил на плечах тяжелый сверток с доспехами чужака и пополнил мешок принесенными Даном овощами! К тому же у него нет оружия, и говорит он на ари с каким-то странным акцентом. Непонятно.

У него странное имя. «Саш», называет его Лукус. Никогда Дан не слышал такого имени. И все-таки почему Саш так легко бежит — пожалуй, даже легче травника? Ведь Лукус — белу, они выносливее людей. «Неистребимый змеиный народ», называл их дядя Трук. Хотя ноша Лукуса невелика: мешок с травой, небольшой белужский лук со стрелами; маленький, словно игрушечный, меч и закопченный топор стражника. Но главное не удивительная выносливость Саша или Лукуса. Главное, чтобы он, Дан, выдержал этот бег.

Ему очень тяжело. До города почти три дюжины ли. Они пробежали только часть пути, а мешок с половиной меры соли словно разрезал плечо до кости. Ребра разламываются в боку, по которому он стучит при беге. Вкус крови стоит на губах. Свист в груди постепенно превращается в хрип. Никогда мальчишке не приходилось так бегать. Хотя дядя и говорил, что из него будет толк. Особенно когда Дан перещеголял Трука в стрельбе из лука, попадая малу в ушную раковину с трех дюжин шагов. А всего лишь три года назад, когда в изодранном платье без гроша в кармане Дан появился на пороге дома Трука, мальчишка не мог даже натянуть тетиву. Потом пришел Лукус и показал, как надо держать лук, как прицеливаются и как концентрируются опытные лучники на полете стрелы, продолжая управлять ею даже после того, как отпущена тетива. Правда, пришедший однажды с Лукусом горбатый старик сказал, что было бы не менее полезно обучить мальчишку грамоте — да разве это возможно, если даже сам Трук почти не умел ни читать, ни писать? Тогда Дан промолчал. Отец внушал ему, что умения развиваются не для хвастовства, а для необходимости. И умение читать и писать, которому он успел обучить сына, тем более.

Лукус всегда учит. Вот и теперь он бежит рядом и говорит, что Дан бежит неправильно — занят своими мыслями, ноги движутся отдельно от головы. Еще он говорит, что дыхание мальчишки слишком мелко и неравномерно. Но разве оно может быть равномерным, если Дан с трудом удерживается от того, чтобы не упасть? Саш улыбается, потому что белу учит теперь не его, а Дана. А Лукус на бегу вглядывается в лицо мальчишки и объявляет привал. Интересно, что он увидел? Впрочем, это неважно. Дан все равно уже не мог больше бежать, но никогда бы не признался в этом и, скорее всего, умер бы вот так на бегу, как воин в бою. Прямо в этой траве и умер бы в стороне от тракта, потому что Лукус сказал, что по тракту идти нельзя…

Дан оказался крепким орешком. Он бежал на одном упрямстве, почти теряя сознание от изнеможения. Когда Лукус все-таки объявил привал, мальчишка медленно снял с плеча мешок, лег на спину и забылся тяжелым и нездоровым сном.

— Помоги мне, — попросил белу.

Бережно расходуя воду, они аккуратно промыли ожоги на лице и руках мальчишки, затем Лукус достал глянцевый мешочек, выдавил на палец желтоватую маслянистую жидкость и смазал раны.

— Это масло белокопытника, — объяснил он Сашке. — Я лечил им твои руки. Жаль, что у меня нет запасной обуви — Дан, скорее всего, уже сбил ноги. У него плохие башмаки. По тракту мальчишка мог бы бежать босиком, но нам нужно держаться поодаль. Слышишь?

Сашка кивнул.

По дороге, которая в сотне шагов следовала в ту же сторону, что и путники, промчался уже третий отряд стражников. Латники громко ругались, подбадривая друг друга, но страх сквозил в голосах. Даже их черные красавцы кони храпели испуганно. Словно уже знали о судьбе своих сородичей, что лежали с перерезанными глотками у дома Трука. Отряды направлялись на юг. Стражники с подозрением окидывали глазами равнину. «Разве это воины?» — шептал Лукус негромко.

Он достал из Сашкиного мешка три корнеплода, напоминающих внешним видом репу, а вкусом земляную грушу, и сказал, что до прихода в город придется довольствоваться капустным корнем.

— Что это? — спросил Сашка, показывая вертикально вверх.

В глубине неба светлым крестиком парила птица. Сашка не обратил бы на нее внимания, но ощущение чужого цепкого взгляда заставило поднять голову. Лукус прищурился, всматриваясь, затем удивленно щелкнул пальцами.

— Ничего не могу сказать! Похоже на андарского орла, но размах крыльев не меньше дюжины локтей и расцветка странная. Крылья снизу голубые. Да и не встречаются здесь андарские орлы. Если только один из них подкрасил крылья, вырос против обычного в три раза и прилетел передать мне привет с далекой родины. Отдыхай. Пусть лайны и малы беспокоятся насчет тени, мелькающей над головой.

Сашка опустился на траву, некоторое время приглядывался к орлу, плавно замыкающему в небе круги и восьмерки, затем закрыл глаза.

Когда сумерки сгустились, Лукус разбудил Дана, заставил поесть, стащил с него башмаки из сыромятной кожи, промыл ноги и тоже смазал их мазью.

— Я думал, что будет хуже, — сказал он Сашке.

Дан следил за действиями Лукуса безразличными сонными глазами и снова повалился на траву, как только его оставили в покое. Перед тем как лечь спать, Лукус некоторое время прислушивался к ночным звукам, затем вопросительно посмотрел на Сашку. Тот протянул руку в южную сторону, и, словно в подтверждение жеста, оттуда донесся протяжный вой.